широко осклабился, сказал громко, чтобы все слышали:
— Иисус учит: «просите и дано будет вам?». — Он подвинул свою порцию к Трифону. — Жри! — Развёл сожалеющими руками. — Извиняйте, братишки, порция одна. Занимайте очередь, кто будет трескать за меня в следующий раз.
Монахи покорно склонили просветлённые головы.
11. Первая ночь. Ку-ку
После вечерней трапезы все разошлись почивать по своим кельям. Общая молитва в храме сегодня почему-то не случилась.
…Вот уже битый час Саня ворочался на жёстком топчане. Он лежал одетым, кутаясь в тоненькое клетчатое одеяло, и пытался согреться. Заснуть никак не удавалось.
— Ёх, — мучительно шептал послушник.
Луна посылала мутный свет через маленькое окошечко, без стекла, под потолком, еле-еле освещая нехитрое убранство кельи. Два топчана, стол и пара стульев. Вот и всё, до тошноты просто и незатейливо.
Наконец, Сидоркин откинул одеяло, сел на лежанке, поёжился, натянул рукава свитера на ладони:
— Ну и дубак! Как они здесь живут, маму их туда? — воришка гневно глянул на спящего в паре метров Трифона. — И этот ещё храпит, сукин сын!..
Послушник чиркнул зажигалкой, и зажёг восковую свечу в стеклянной банке на столике. Поднялся, накинул на плечи старенькое одеяло, и вышел в коридор…
* * *
…Саня кое-как отыскал кухню, щёлкнул выключателем. Помещеньице залил тусклый электрический свет. Карманник задул свечку, заглянул в чайник на газовой плите, потом из настенного шкафа вытащил пачку заварки.
— Ты что тут делаешь, сынок? — раздался мягкий баритон за спиной.
Полуночник резво обернулся и увидел настоятеля в полном облачении.
«Вот уж точно, что же я здесь делаю, мля?» — промелькнуло во взбалмошной голове послушника. Он показал заварку:
— Чайку хотел попить. Задубел, блин, совсем… к-как вы здесь спите? Хоть бы отопление провели, что ль?..
— Трапезы по ночам запрещены, и это записано в Уставе, — Феофил отобрал заварку. — Дух должен преобладать над грешной плотью. Мы живём по правилам, установленным Алексием Сибирским!
— Лёха Сибирский!? — вскричал карманник. — Дык я его знаю, авторитет солнцевский. Он, чё, вас спонсирует?
— Я говорю про Святого Алексия, жившего в девятнадцатом веке! — строго произнёс настоятель. — Он был миссионером в Сибири и основал обитель. Тут же покоится его прах.
Так-так-так, а можно поподробней про прах. Конечно же, вслух сказать подобную ересь вор не решился, но мысль была заманчивая.
— Ну, прости за серость, — лишь усмехнулся Сидоркин, разводя руками. Одеяло тотчас соскользнуло на пол. Саня поднял его, вновь накинул на плечи. Спросил угрюмо: — Что же мне делать? Я не могу заснуть. Может, феназепамчику дашь?..
— Помолись, сынок, — прозвучал традиционный ответ. — Молитва исцеляет недуги и помогает справиться с любой проблемой!
— Да я ж не умею!
— Для общения с Господом не требуется особых знаний. Просто попроси его о сне. Главное, чтобы слова были искренни, шли от сердца… Хочешь, вместе попросим?
— Благодарю, аббат, но я уж как-нибудь сам, — проворчал Сидоркин.
— Я игумен, игумен Феофил! — лицо иеромонаха сморщилось в страстной гримасе: он поднял брови и вытянул губы. Рука нервно цеплялась за крест на груди.
Ярость всегда рождается из мелочей, зачастую тебе самому не понятных.
— Какая, к хрену, разница!.. — заорал ворюга и… тут же осёкся. С ужасом вгляделся в стену кухоньки. Карманнику показалось, что ему снова видится Бог. Но это был вовсе не он… С белой штукатурки, как с экрана кинотеатра, на Саню смотрел дьявол. Он сидел за своим столом и, ухмыляясь, грозил воришке непропорционально большим пальцем.
— Привет, — физиономия послушника разъехалась в радостной ухмылке. — Представляешь, сука, я тебя щас кое с кем перепутал…
* * *
— Так, значит, надо просто озадачить Бога проблемкой и он всё сделает? — заискивающе говорил Сидоркин, семеня за настоятелем по тёмному коридору.
— Заходи! — Феофил открыл какую-то дверку и щёлкнул выключателем.
Саня несмело переступил порог, электрический свет чётко выхватил большой свежий синяк на скуле. Зажимая повреждённую часть лица, воришка осмотрелся:
Небольшая комнатка, примерно три на четыре, с резным окошечком и с белёными стенами. Дальняя от входа стеночка увешана иконами. Столик, накрытый зелёной скатеркой, на нем — книга.
— Наша часовенка, — пояснил игумен, крестясь на иконы. — Почаще бывай здесь и общайся с Господом, как я учил… делись наболевшим. Совсем скоро почувствуешь, как твоё естество обволакивает благодать! — Он повернулся к послушнику и ахнул:
— Сынок, а что у тебя с лицом?.. В коридоре ударился?
* * *
Как только настоятель убрался, Саня чуток постоял, настороженно прислушиваясь. С опаской помазал глазами по стенкам. Выглянул в окно. Взял со столика Библию, без интереса полистал и положил назад. В результате телодвижений одеяло упало на пол, на сей раз окончательно.
— Ну, бывает хуже, — прогундел Сидоркин под нос, в очередной раз щупая фингал. С вороватой оглядкой, послушник достал дьявольский мобильник. Потыкал кнопки.
В подмосковной камере жизнь не особо веселилась, но продолжалась. Двое играли в карты на полу-нарах, третий сидел рядом и наблюдал, один зэк спал в углу.
— …а я гулял на воле, — запел хриплый голос. Рингтон, он же жиганский мотив. Крепкий седой мужик пошарил рукой под матрасом, и вытащил видавший виды аппарат, взглянул на номер, хмыкнул, пожал плечами, передал карты наблюдателю:
— Доиграй за меня.
Сам отошёл, сел на корточки у стены, приложил мобилу к уху, мрачно помолчал пару секунд, дыша в трубку:
— Я.
Вновь пауза и лицо седого крепыша искренне просветлело:
— Кто? Саня? Здоров, бродяга! Ты где?
— Где? Хмм… В добровольном заточении, — обыденно произнёс карманник.
— В заточении? Тебя, повязали? — выспрашивал крепыш.
— Я сам себя повязал, блин.
— Ты сдался? — не въезжал седой.
— Нет, дядя Вася, — усмехнулся ворик. — После, лады…. Скажи мне, как вы-то там?
Есть много вещей, ради которых стоит жить, несколько вещей, ради которых можно умереть, но нет ни одной вещи, ради которой можно убивать. Такова психология полиции, к сожалению, но всё же. Оборотни не в счёт. Дядя Вася в огорчении вздохнул:
— Мы плохо, Саня. Очень, мля… Менты конкретно озверели. Никаких свиданок и посылок, баланда через раз. Пришлось неслабо отвалить, чтоб телефон вернули, да карты ещё оставили. Типы, что тебя забрали, положили всю дежурную смену во главе с хозяином, а также сына Татьяны Павловны. Кто это такие, можешь просветить? Беспредельщики? И на хрена ты-то им нужен?
— Они помощники дьявола, — честно ответил Сидоркин. — Я вступил с ним в сделку и выполняю одно его поручение. Обещал хорошо забашлять!
— Ты поосторожнее будь, Саня, — ответствовал зэк, ничуть не удивившись. — Этот дьявол, видно, насмотрелся мексиканских боевиков. Чуть не по нему, пристрелит, знаю я таких отмороженных.
— Надеюсь, прорвусь, — тоже вздохнул Сидоркин, и вновь мазнул подозрительным взглядом по стенкам часовни. — Дьявол, думаю, челове… эм… в общем, слово держит. Жадный тока, торгуется больно.
— Если торгуется, может, и не кинет, — высказался бывший сокамерник. — А у нас в тюряге разгром по полной, Саня. Тебе щас попасться — могила. Следаки мыслят, что ты в теме.
— Ну, хренушки они меня достанут! — наигранная бравада карманника и прозвучала наигранно.
* * *
В тот миг, когда Сидоркин произнёс слово «достанут», проснулся Трифон. Он спустил ноги с лежака, сел, чиркнул спичкой, поднёс её к столу. Свечки не было. Спичка потухла.
— Хм…
Монах порылся в поисках новой свечки под тюфяком, служившим и матрасом, и подушкой, и кладовкой. Снова вспыхнула сера, слабый огонек воскового огарка осветил келью. Иеромонах недоумённо оглядел пустую постель соседа:
— Как же так… ни свечи, ни послушника, — пробормотал он, свешивая босые ноги с топчана. Инок поправил помятую во сне рясу, глубоко зевнул и вышел в коридор. Притворил за собой дверь кельи.
* * *
— Алё, это кто?.. Мне нужна Танюха.
— А кто её спрашивает? — спросила, зевая, симпатичная брюнеточка с косами, на другом конце провода. Она лежала в любимой ванной полной пенки, прижимая плечом мобильник к уху и рассматривая причудливые пенные фигурки, тающие
